Андрей Вознесенский: Новые
стихотворения
Только в "Неделе"
Эти стихи до "Недели"
нигде опубликованы не были. Вознесенский принес их нам - первым. Добрая
традиция складывается, однако. В прошлом году, накануне выхода в свет
последнего поэтического сборника Андрея Андреевича "СтиXXI", мы
первыми напечатали его видеомы. Надеемся, эти стихи тоже - к новой его книге.
О казалось
Казалось:
"Ружья в козлы!"
Оказалось:
"В ружье, козлы-ы!"
Казалось:
"Афган!"
Оказалось:
"Off gun".
Казалось:
"Тарантино".
Оказалось:
"Скарлатина для
взрослых".
Казалось:
"Тарантинэйджер".
Оказалось:
"Трахнул тёлку через
пейджер!"
Казалось:
"Посол".
Оказалось:
"Пил рассол".
Казалось:
"Чайку бы и травки на
дорогу..."
Оказалось:
"Чайка — плавки Бога".
Казалось:
"Порноистец против
ТЭЦ".
Оказалось:
"Полный привет!"
Нищий храм
Бомжам с полуистёртой кожей
я, вместо Бога, на халяву,
воздвигну белый храм, похожий
на инвалидную коляску.
В нём прихожане нехорошие,
одни убогие и воры.
Их белоснежные колёса
станут колёсами обзора.
Шиповники бубенчиковые
сквозь ноты литургии лезли.
Я попрошу Гребенщикова
петь популярнее. Как Пресли.
И может Бог хромую лярву
возьмёт к себе в свои пределы
из инвалидного футляра,
как балерину Рафаэлло
А сам Господь, в морях манивших,
шёл с посохом, как будто посуху,
и храм, стригущею машинкой,
шёл, оставляя в рясах просеку.
В этой просеке, паривший,
стал ангелом не Элвис
Пресли,
а Брэдбери, как Папа римский
катящий в инвалидном кресле.
* * *
Спас космический, спас медовый,
крестом вышитые рушники,
католический крестик Мадонны,
расстегнувшись смущал Лужники.
"Грудь под поцелуи, как под
рукомойник"
(Пастернак).
Как песенка в банкомате:
"Мадонной стала блондиночка
с Лукоморья".
Кем станет московская
Богоматерь?..
* * *
Ландышевый дом.
Пару лет спустя.
Я приеду днём,
когда нет тебя.
Я приду в сад,
сад взаправдашний.
На сушилках висят
чашки ландышей.
Хватит лаяться.
По полям ушла
"Шоколадница"
с чашкой ландыша.
За окошком в ряд
мини-лампочки.
Фонари горят
или ландыши?
У тебя от книг —
пополам душа.
Как закладки в них
листья ландыша.
Твоя жизнь — дневник,
вскрик карандаша.
В твою жизнь проник
запах ландыша.
Всё в судьбе твоей
полно таинства.
Приходи скорей —
зачитаемся!
Елочные пальчики
Сегодняшнему ширпотребу
нельзя понять, зачем запальчиво
тысячи ёлок тычат в небо
указательными пальчиками?
Им видно то, что мы не видим.
Я не теолог.
Но в жизни никак не выйдем
на уровень понятия ёлок.
Кто право дал еловой нации
судить земные распорядки?
Как лампочки иллюминации,
не требующие подзарядки.
Зачем им рукава имбирны
зигзагами по касательной?
Всё это фирменные ширмы
для этих пальцев указательных.
Снег кружится балетной пачкой
над ёлками. Знаем с горечью,
что елки состоят из пальчиков,
и эти пальчики игольчаты.
Но сколько в мире старых
пальчиков:
им хоть налево, хоть направо.
Но сколько аппаратных пайщиков,
указывающих на неправду!
Так, в счастье новоселья,
женщина,
въезжая в новую квартиру,
грустит.
И что ей померещено
в игрушке с вырванным ватином?..
Какая радость, не наперсничая,
понять иллюзию игрушки:
на пальчик нацепить напёрсточек,
шары оранжевые в лузе!
Повсюду новое топорщится.
А может, старое исправится?
Стремглав летим из-под топорища!
И, снова взвиваясь, новая
избранница.
Вечно-зелёные надежды
на измененья новогодние.
Кругом валяется одежда —
домишки, стёганки с вагонкою.
А ты? Ты в этом вихре мнимом?!
Иль рот пирожными запачкала?
И тёплый свет струится нимбом
от указательного пальчика.
От трёх до четырех
В окошках свет погас,
умолкнул пустобрёх.
Пошёл мой лучший час —
от трёх до четырёх.
Стих крепок, как и чай.
Вас посещает Бог.
Шла служба при свечах
от трёх до четырёх.
Как слышно далеко!
Как будто возле нас.
Разлили молоко...
Спустили унитаз...
Очередной мосхит?
Или поёт москит?
От трёх до четырёх
наш мир не так уж плох.
Люблю я в три проснуться,
в душе — переполох,
Конфуция коснуться
и спать без задних ног.
Кабина поперёк
и Хайдеггер, дымясь
камином кочерёг,
попросвещает Вас.
Пускай Вы в жизни лох,
и размазня-пирог,
но Вы сейчас — пророк,
и смысла поперёк!
Я сам не разумел
идею, что изрек,
но милиционер
вдруг взял под козырёк.
Становимся у касс.
Обломы за отказ.
Но в небе только час,
отпущенный для нас.
Жизнь — полусонный бред.
"СТИЛНОКСА" пузырёк
прокладывает брешь
от трёх до четырёх!
Я без тебя опять.
Как мне найти предлог,
чтоб досуществовать
от четырёх до трёх?
Кто в дверь звонит? Мосгаз?
Не слушайте дурёх.
И не будите нас
от 3 до 4.
Михаилу Жванецкому
Проктолог — отоларингологу:
"Сквозь лярву вижу вашу
голову.
В дыру тоннеля бесконтрольного
я вижу божий свет и
горлинку".
Проктолог — отоларингологу:
"Ночами и парторги голые!
Вглядитесь в глубину парторгову!
Отари Ларина потрогала".
Проктолог — отоларингологу:
"Не запивай пулярку колою!
Путь к воскрешенью зафрахтован
Нам Франкенштейном и
Фрадковым".
Проктолог — отоларингологу:
"Патрон наш срок не
пролонгировал
С тротилом тачка припаркована.
С одной Тобою нет прокола".
Проктолог — отоларингологу:
"У Ларри Кинга prick с
приколами
Россия славится расколами".
Ахматова сгубила Горенко"
Ты, Миша, брутто гениален
меж непробудных гениталий.
Стране, дежурящий, ты дорог
как практикующий проктолог!
Пускай другие врут с три короба:
"Шнур популярнее
Киркорова".
Ода к моей левой руке
Рука, спасибо за науку!
Став мне рукой,
ты, точно сука, одноуха,
болтаешься вниз головой...
Собаки — это человечье,
плюс — animal.
Мы в церкви держим в левой
свечки,
чтоб Бог нас лучше понимал.
А людям без стыда и чести
понять помог
мой аргумент мужского жеста,
напрягшегося, как курок.
Ты с женщинами непосредственно
вела себя.
Ты охраняешь область сердца,
боли начинаются с тебя.
Ты — это мой самоучитель,
ноты травы.
Сегодня все мои мучители —
это мучители твои!
Когда ж чудовищная сила
меня несла,
башку собою заслонила,
собой пожертвовав, спасла.
Но устаёшь от пьедестала.
Моя ж рука,
вдруг, выкобениваться стала,
став автономно далека.
Я этот вызов беззаконный
счёл за теракт!
Но — хочет автономий
анатомический театр!
Я твой губитель, я — подлец.
Ты чахла.
Обёртывалась новой чакрой
неизлечимая болезнь.
Ты мне больничная запомнилась,
забыть нельзя.
Лежишь, похожа на омоновца,
замотанная по глаза.
Ты не скулила, когда скорбя
не помню я тебя скулящей.
Мы с мировыми эскулапами
осматривали тебя.
Как мог я дать тебя кромсать
ножам чужим и недостойным,
мешая ненависть со стоном!..
Так, вашу мать!
Междоусобны наши войны,
дав свою плоть,
мы продаём себя невольно
и то, что завещал Господь.
Мне снится сон: пустыня Гоби.
На привязи, на весу,
как бы возлюбленную в гробе
я руку мёртвую несу.
Возлюбленная — как акула.
Творя инцест,
меня почти совсем сглотнула,
ещё секунда — сердце съест!
Прощаюсь с преданною жизнью.
Рука — счастливая вполне.
Я на руке своей повисну,
как тощий плащ, или кашне.