В РОССИИ
ЗА СТИХИ ВСЕ-ТАКИ ОТДАЕШЬ ЖИЗНЬ
Новая
газета 12 - 14 мая 2003 г.
ГЛАВНОЕ НАЦИОНАЛЬНОЕ ИСКУССТВО
В Концертном зале имени Чайковского 14 мая пройдет вечер, посвященный юбилею Андрея Вознесенского. Он соберет гостей и почитателей этого большого мастера. Алексей РЫБНИКОВ исполнит фрагменты новой оперы «Второй», текст которой написал Андрей Вознесенский. Оперу в следующем сезоне поставит Марк Захаров в своем «Ленкоме»
Вот что нам рассказал об этой работе Андрей ВОЗНЕСЕНСКИЙ:
Долгие годы после «Юноны и Авось» Марк Захаров предлагал мне придумать еще что-нибудь. Но я все считал, что не надо этого делать, потому что очень тяжко бегать на репетиции и т.д. И вот сейчас я наконец сподобился и написал пьесу, сюжет которой был подсказан самим Захаровым. Он предложил сочинить историю о реальном композиторе XVIII века Максиме Созонтовиче Березовском (имя-то какое!) и сказал, что Алексей Рыбников готов написать музыку. Текст родился сразу.
В этом сюжете человек из нашего времени перемещается через столетия в XVIII век и вместе с ним попадает туда и наш язык. Поэтому, когда герой преодолевает пространство и время, с ним прилетают и всякие наши жаргонные словечки: «блин», «быдло», «круто», - и наш сегодняшний менталитет в виде разнообразнейших знаний и понятий. Это выглядит, конечно, очень странно на фоне того времени. Язык в пьесе современный, поэтому и аллюзия современности есть. Собственно, это не пьеса, а видеодрам, как велодром, наполненный скоростью, движением и звуками.
Пока Рыбников сочинял музыку, а Захаров разрабатывал сюжет, у меня в голове пьеса очень изменилась - я сбился с задания.
Появился новый персонаж - Магер-шелал-хаш-баз. Пророк Исайя упоминал такое имя. Это был как бы двойник Христа. Он был карающей десницей Бога и антихристом. Он стал персонажем, темной силой, которая мистически обыгрывает многие наши дела и многие наши события.
Сама же пьеса в той же мере и мистическая, и реальная, как «Юнона и Авось». Один из главных персонажей граф Алексей Орлов (в нашей версии - любовник Екатерины II, как и брат его Григорий) стал любовником Таракановой, которую предал по повелению императрицы и привез в Петербург, где она была заточена в крепость.
Композитор Березовский одно время также был близок к Таракановой, которая у меня тоже фигура мистическая и мало имеет общего с исторической княжной.
И вообще я убежден, что поэтическая правда важнее исторической. Тараканова была великая авантюристка и существовала под разными именами. Ее считали дочкой императрицы Елизаветы, что вряд ли могло быть.
Существует и знаменитая картина Флавицкого, на которой княжна гибнет во время наводнения в Петропавловском равелине, куда она была заключена. Известно, что это полотно очень вдохновляло Пастернака. Эдвард Радзинский считает, что смерти в равелине на самом деле не было. Но в народном сознании Тараканова существует именно как та княжна, «которую затопили в равелине». И с этим ничего не сделаешь. У меня в пьесе ее смерть описана одновременно в двух ипостасях - как бы на самом деле и как бы по легенде.
Пьеса называется «Второй». Первым был Христос. А Магершелал-хаш-баз был второй. И Екатерина поет песенку - «У женщины каждый мужчина второй». И «второй», по-моему, очень точно для России, ведь мы всегда ищем что-то второе внутри - вторую жизнь. Тот человек, что получает эту вторую жизнь, - становится другим.
Я даже вижу актеров некоторыми действующими лицами пьесы. У меня есть «Исполнительный лист» - и там «Чурикова исполняет роль Екатерины». «Караченцов исполнен чести и достоинства».
«Желание исполнено Певцовым». Пьеса напечатана в шестом томе моего собрания сочинений, который назван «5+». Там по книге разбросаны стихи из этой пьесы, в которой отсылки к этим стихам, и получается, что пьеса - это как бы вся книга, она замешана со «Вторым». Книга выходит случайно к юбилею.
У нас слишком любят праздновать юбилеи. Я не из этого числа. Знаю, что Пастернак при любви к праздникам никогда не справлял дней рождения - считал, что это день траура. И я с 15 лет не отмечал ни разу из солидарности с Пастернаком. Всегда старался куда-нибудь уехать.
Впервые вот праздную день рождения на людях - решил попробовать, как это. Зал Чайковского - это не «Лужники», конечно, но интима, вероятно, тоже не получится. Но близких людей надеюсь и счастлив буду увидеть.
Не очень хочется и повторять бурный размах поэзии 60-х. Тогда на всем этом была замешана политика, идея свободы. Сейчас приходит именно поэзия. Я вижу это по полным залам на поэтических вечерах и раскупаемым поэтическим книгам. Все, кто любит поэзию в чистоте, приходят к ней. Конечно, у нас поэзия еще осталась, и она наше главное национальное искусство, по-моему. Если витамин поэзии пропадет, то и России не будет. А в Европе она лишь одно из искусств - интеллектуальное.
Здесь, в России, все-таки жизнь отдаешь за стихи.
Фрагменты
видеодрама
Музыкальная
смута в двух частях
с
прологами и эпилогами
Я - русская смута.
Я - пьяная баба.
Российская муза,
я клеюсь у паба.
Российская мать - не немецкая «муттер».
Без мата нам муторно.
Мы - дети Малевича и Малюты.
Плюс плохо с валютой.
Бог занят. Мобильники не прозваниваются.
Жизнь - самоубийство.
Народному сердцу милы самозванцы -
хоть чем-то забыться!
Мы страшно устали от нищего Рая,
хохмя, озоруя,
мы знаем - есть где-то Россия вторая,
мы ищем Вторую.
На вернисажах одни гениталии.
Российская смута,
спасибо тебе: твой прикол гениальный
не стал русским бунтом!
Ищу самородков среди отморозков.
Мне мил почему-то
предшественник Мусоргского Максимовский -
продукт русской смуты.
Влечешь почему ты, российская смута?
-
А вот потому-то…
ПОЭТ: Русь, куда несешься? Дай ответ!
-
В Интернет.
- Ты куда ведешь нас, Интернет?
- В эпоху двух Елизавет.
Странная мастерская состоит из двух залов. В первом зале бесы играют в компьютерные игры. Экраны дисплеев, на которых возникают слова. Вечность - это слово. Слова умирают и возрождаются. Они беременны жизнью, как стручки гороха. В них, как в гробы, помещаются люди и отплывают в вечность. Возникает слово АКТЕР - АКТЕР - АКТЕРАКТЕРАКТЕРАКТ - ТЕРАКТ. На других экранах проступает ПИТЕР - ПИТЕР ПИТЕРПИ - ТЕРПИ,
МАТЬ - МАТЬ - ТЬМАТЬМАТЬМА,
ШАЛАНДЫ - ЛАНДЫША,
О, ПАЖ Љ Ж..,
МОБЕЛЬ - МОБЕЛЬ – БЕЛЬМОБЕЛЬМО…
Но опять настойчиво повторяется ТЕАТР, ТЕАТР, АКТЕРАКТЕРАКТЕРАКТ
Появляется Магер-шелал-хаш-баз. Он не лишен харизмы, лицо порочное вне возраста, ноги обуты в зеленые сапоги с золотыми шпорами. С ним рядом красный кот по имени Фальконе.
Во втором зале игра на тесты вроде «Миллионера». На дисплее - тесты. Идет инТЕРАКТивный опрос.
а) любительница русского тарана |
c) путешественница к Бахчисараю |
b) немка, образец морали |
d) подружка жеребца Самурая |
(подсказка зала): Жизнь показала… В письмах Вольтеру исправляла
нравы. Это Фурцева эпохи крепостного права.
ФАЛЬКОНЕ (обиженно обращаясь к залу): А Агузарова? Песенка
про кота? С группой «Браво»?
a) национальный герой |
c) кровавый |
b) еврей (1/32 крови своей) |
d) святой |
(подсказка зала): Горстка пыльных костей… Потерянная лобная
кость. Горбачев, сам оставивший свой Пост.
a) дочь Елизаветы |
c) мне по барабану |
b) б… полусвета |
d) княжна Тараканова |
(подсказка зала): Лизавета, жертва Раскольникова. Ах, голенькая… Не отключайте света! Авантюристка Анастасия - престолонаследница России ХХI века.
a) жертвою ада или рая |
c) звуком саундтрека |
b) ромашкой в горах Алтая |
d) композитором XVII века |
Внезапно экран мигает и гаснет. БЕС: Шеф, ток отключили! МАГЕР-ШЕЛАЛ-ХАШ-БАЗ: Выверните кота наизнанку!
Бесы ловят Фальконе, выворачивают. Кот вопит.
Появляется ТОК. Ток-шоу продолжается. Show must go on! Шоу - угон. Ноги - уош. Магдалина моет ноги. Пейте шампанское Moet!
a) шлягер |
c) хамас |
b) ерушаламовский фантомас |
d) КамАЗ |
ИГРОЧИШКА: Пять минут на размышление. Что означают инициалы МСХВ? МС значит по римскому летоисчислению 1100 год от ХВ, от «Христос воскресе», то есть год, когда крестоносцы разграбили Иерусалим и Константинополь. Опять же год «Слова о полку Игореве» и набегов Чингисхана на Русь. Тут что-то есть.
(подсказка из зала): Инфернальный ловелас– Шахер-махер– Миллион раз… Не засоряйте унитаз! Баш на баш…
Игрочишка не угадывает и проваливается в тартарары под смех бесов. Он летит по желудочному тракту времени. Как просвет лифта, мелькают века ХХ, XIX, XVIII.
МАГЕР-ШЕЛАЛ-ХАШ-БАЗ: Ну послушай, Фальконе, почему Он уже второе тысячелетие не выходит на контакт со мной? Что я ни делал, как ни провоцировал его, все тщетно. Был ассирийским царем, пролил реки крови, горе и мрак, был Наполеоном, Сталиным был; устроил ГУЛАГи, опять миллионы убитых - Ему все нипочем. Попытаюсь разбудить Его терактами. Свел погоду с ума. Все тщетно. Он меня не замечает. А ведь я не простой дьяволишка какой-нибудь. Я Второй, Его тень, карающая длань Божья, альтернатива, так сказать, что ж делать, мой Фальконе?
<–>
Баю-бай, баю-бай,
продавай и покупай.
Спит Россия, как Самсон,
видит сон:
к Богу в рай или в Дюбай?
Лодочку не колебай.
Спят министр и разгильдяй.
Спит собака. Клоп куснул.
И уснул.
У хирурга на столе
спит царевна в хрустале.
Баю-бай, баю-бай,
только ты не погибай.
В сновидении порой
жизнь нам кажется второй.
Все простишь
и все проспишь,
тебе бок прогрызла мышь,
в телепузиков играй -
музыку не продавай!
Баю-бай, баю-бай.
Баю-бай, баю-бай.
Бай ю бай. Бай ю бай.
Buy you buy–
<–>
Я не прячу голову вроде страуса.
Идут страшные времена,
не отвержи меня во время старости,
не отвержи меня!
Не отвержи моей молодой страсти.
Дух мой крепче кремня.
Прости измены, презренье к стадности,
не отвержи меня!
Прости мне вольности в Пажеском корпусе.
Среди Судного дня
не отвержи души моей грешной, Господи!
Не отвержи меня!
Олег ХЛЕБНИКОВ
Когда поэта ругают, его читают. Когда к нему привыкают и перестают ругать, он от этого не становится хуже, но почему-то интересуются им меньше. Это несправедливо. Поэтому я пишу сегодня не юбилейно-хвалебную статью о Вознесенском (которая не прибавила бы ему читателей), а просто пою вульгарный панегирик, который многих возмутит и авось заставит прочитать его недавно вышедшее собрание сочинений...
...В семидесятые я (кстати, вас там тоже видели) искал его книжки у фарцовщиков на Кузнецком мосту наряду с такими же дефицитными томиками Мандельштама и Ахматовой. И какой же радостью было наконец спрятать под полу его «Тень звука» или «Взгляд», а потом, уже в метро, открыть и прочитать:
Свисаю с вагонной
площадки,
прощайте,
прощай, мое лето,
пора мне,
на даче стучат топорами,
мой дом забивают дощатый,
прощайте…
Что поражало (да и поражает) в этих стихах? Прежде всего - естественность того, что все это говорится стихами, даже не говорится - выдыхается, а еще почему-то и поезд видно, и осень... И как будто ты уже сам на той вагонной площадке, и печаль твоя, извините, светла
А несколькими строфами ниже:
… мы - люди,
мы тоже порожни,
уходим мы,
так уж положено,
из стен,
матерей и из женщин,
и этот порядок извечен...
Откровенно и даже смело по тем временам? Безусловно. Но дело не в этом. Вся «смелость» держится здесь на музыке сдержанной боли Њ лейтмотиве русской поэзии. А главная тема этой музыки Њ болевое осознание конечности жизни – проходит через все стихотворение («Осень в Сигулде»). Не случайно именно в нем появляются такие строчки:
«Андрей Вознесенский» -
будет,
побыть бы не словом,
не бульдиком,
еще на щеке твоей душной -
«Андрюшкой»…
В общем, «Осень в Сигулде» - это «Памятник» Вознесенского. И тоже - нерукотворный.
Ну вот, я увлекся одним стихотворением, а Андрей Андреич написал стихов на много томов. Только что вышел шестой, вернее - 5+. Так он сам его обозначил и, возможно, поставил сам себе оценку? Что ж, как говорил мой случайный сосед по электричке, «скромничаешь, скромничаешь, а жизнь-то проходит…»
Неожиданно в этом томе органичное сочетание новых и старых стихотворений и поэм Вознесенского.
Что касается новых стихов, буквально потрясает их количество. Кажется, столько сейчас не пишет никто - не только из его ровесников, но и из племени молодых и не знакомых с вкусовыми ограничениями.
Что касается старых текстов, удивительно, почему Вознесенский не включил многие из них в свой пятитомник. Неужели посчитал недостойным такое, например, стихотворение:
Можно и не быть поэтом,
но нельзя терпеть, пойми,
как кричит полоска света,
прищемленная дверьми!
Мне вообще кажется, что такие вот классические стихотворения-четверостишия (см. на нашем сайте, ред.)один из самых «удающихся» поэту Вознесенскому жанров (и, кстати, действительно, то, что он пишет, делится на жанры – только вот названия этим жанрам придумать непросто). Они всегда самодостаточны - дописывать не надо:
Нам, продавшим в себе
человека,
не помогут ни травка, ни
бром.
Мы болеем Серебряным
веком,
как Иуда балдел серебром.
Не удержусь, напомню еще одно, классическое:
- Мама, кто там вверху
голенастенький,
руки в стороны и парит?
- Знать, инструктор
лечебной
гимнастики.
Мир не в силах за ним
повторить.
Конечно, здесь есть снижение пастернаковского «Слишком многим руки для объятья / Ты раскинешь по краям креста…», но снижение, обусловленное иным, «новейшим» временем и говорящее об этом времени.
Кстати, из того, что я уже процитировал, только в последних строчках присутствует, да и то «утопленная», метафора. Как видите, и без метафор Вознесенский вполне может обходиться. Между тем многие упрекают его в исключительной холодной изобразительности в ущерб чувствам, даже называют его поэзию аберрацией зрения. Уверен, это заблуждение. Просто есть у Андрея Андреича стихи иронические и стихи, предвосхитившие и спародировавшие современное клиповое сознание. Они - особый жанр, который и надо судить по законам этого жанра:
РаДИОРынок беременен
Диором,
МаЯКОВский беременен
Яковом
(именем первородства),
ноВОРусские беременны
воровством.
Изумляя кардиологов,
мчится черный «ситроен»,
как футляр аккордеона.
В нем скрывается Карден…
Тем же, кто этих законов не желает понимать, - вот, пожалуйста, эпиграмма. «Классицисту» называется:
Всегда с лицом пирамидона
глядите тухло-глубоко.
У Рафаэлевой Мадонны
от вас свернется молоко.
Вознесенский вслед за своим тезкой Синявским мог бы повторить, что у него с советской властью были разногласия эстетические. Но именно этих разногласий власть не прощает: ах, с ней даже не хотят говорить на ее родном суконном языке! Возмутительно! Думаю, в этом и была главная причина, почему на знаменитой кремлевской проработке творческой интеллигенции Хрущев топал ногами именно на него, Вознесенского.
Да и «исправлялся» тот потом, написав поэму о Ленине «Лонжюмо», как-то неправильно, сплошные метафоры, а где настоящее чувство?
По гаснущим рельсам бежит
паровозик,
как будто сдвигают
застежку
на молнии… И т.п.
Потом Вознесенскому дозволили быть. В жвачно-вегетарианские брежневские времена один такой театр, как «Таганка», и один такой «авангардист», как Вознесенский, были даже нужны. Чтоб иностранным послам показывать и за границей демонстрировать советскую демократию и нерушимость прав человека в СССР. Поэтому сближение Вознесенского с «Таганкой» совсем не случайно. И дело не только в «Антимирах» и других, как сказали бы сейчас, проектах. Просто «встретились два одиночества», по крайней мере эстетических.
От этого же эстетического одиночества («Пошли мне, Господь, второго,/ чтоб вытянул петь со мной».) - отчетливое желание Вознесенского обосновать и утвердить свою школу.
Кого только он в нее не принимал! Петр Вегин, Александр Ткаченко, Алексей Прийма, Алексей Парщиков… Дошло аж до К. Кедрова. Увы, учителя в этой школе никто не превзошел и, значит, «второй» не появился.
Тогда Андрей Андреич переосмыслил - в христианских координатах - значение этого «второго» и, кажется, решил, что и слава Создателю, коль не появился. Во всяком случае, он написал, свою вторую поэму-рок-оперу, отрывки из либретто которой мы сегодня публикуем, в том числе и об этом.
Ну а первая и единственная понастоящему удавшаяся советская рок-опера - «Юнона и Авось» - тоже, как известно, его (хотя и соавторы этого суперхита - Алексей Рыбников и Марк Захаров - дай бог каждому!)
В общем, Вознесенскому повезло (как, с точки зрения булгаковского персонажа из «Мастера…», Пушкину?): и во время он попал самое поэтическое: шестидесятые-детсадные - и если не эстетически, то хотя бы физически был в нем не один («Нас много, нас, может быть, четверо–»), - и «Таганку» с Любимовым встретил, и «Ленком» с Захаровым, ну и, наверно, главное Љ Пастернак его благословил еще мальчишкой.
Но давайте разберемся. Хотя шестидесятые во многом «сделали» Вознесенского, он ведь тоже во многом «сделал» такие шестидесятые. И кому повезло больше от встречи: «Таганке» или ему, ему или «Ленкому» - тоже вопрос.
Что же касается подаренной в отрочестве дружбы с Пастернаком… Этот долг Андрей Андреич, по-моему, старается отдать всю жизнь. Не только пытаясь создать «школу», но и принимая у себя в Переделкине, выслушивая и даже благословляя совсем порой неумелых стихотворцев.
… А в разгар перестройки Андрея Андреича посетила такая простая мысль: вот они-то с Евтушенко и Ахмадулиной в свое время получили возможность покорять Запад, а нынешние молодые - увы, в то же время перестройка уже открыла границы… И он поспособствовал поездке в Данию первой советской делегации, где наряду с мэтрами (кроме него были Ахмадулина и Битов) присутствовали тогдашние «молодые» - Иван Жданов, Марина Кудимова, Алексей Парщиков и, что называется, ваш покорный слуга. Всем нам в Дании издали книжки - первые на нерусском языке, все выступления - в театрах и университетах - вел глава делегации Вознесенский.
Так что спасибо, Андрей Андреич!
Да, именно там, в Дании, я увидел собственными глазами, как Вознесенский покоряет Европу.
После выступления удивительно темпераментного бурундийского ансамбля африканской песни и пляски на сцену вышел наш поэт. Весь в белом пиджаке с кровавым подбоем, он воздел руки горе и почти так же громко, как били в там-тамы милые бурундийцы, прокричал: «Я - Гойя!». Датская королева тут же захлопала - то ли потому что знала Гойю с хорошей стороны, то ли была поражена неожиданным темпераментом посланца загадочной северной страны, где по улицам по колено в снегу ходят белые медведи, а за белый пиджак еще недавно могли отправить в страшную Сибирь.
В общем, у Андрея Андреича случился на родине Гамлета очередной полный успех.
...Хотя я не причисляю себя к школе Вознесенского (как, впрочем, и ни к каким «измам»), сегодня, в юбилейный день рождения поэта, хочется закончить эти заметки поздравлением на его языке:
АВе, Андрей Вознесенский!
Арифметика бестолкова:
вас было четверо,
как известно,
находили третьего,
но искали второго.
P.S. Прошу считать мои
юбилейные заметки официальным заявлением в Нобелевский комитет, который ввиду
своей огорчительной заполитизированности несправедливо обходит вниманием
бесспорного кандидата в лауреаты.
Видеома А. Вознесенского
Прощание с ХХ веком. Отбегался
А. Вознесенский. Я люблю Нью-Йорк