Три
четверти
Дмитрий БЫКОВ
Андрею Вознесенскому
исполнилось 75 лет. Орден «За заслуги перед Отечеством» II степени
показался нашему поэтическому обозревателю недостаточной наградой,
и он удостоил юбиляра письма счастья
С днем рожденья, Андрей Андреич! Как вы держитесь
столько лет? Жизнь российская—лотерея ж: риск огромный, а правил нет.
Ваша роль тяжела, как штанга, в непроглядной нашей зиме. Чтобы автор
вашего ранга столько прожил и был в уме, и еще сочинял при этом,
не опошлившись ни на пядь… Непривычна нашим поэтам эта
цифра—семьдесят пять. А уж рыцарей авангарда вспоминать без слез не могу:
первый ряд давили вульгарно, остальных согнули в дугу… Жизнь российская—не
тоска ли? «Власть родная»—оксюморон. Вас, конечно, везде пускали,
но и били со всех сторон. Сколько было приемов подлых—вне
Отечества и внутри… Тут и четверть-то века—подвиг, вы ж осилили
целых три.
В первой правил пахан усатый. Хоть ходили
вы в пацанах, но, когда вы пошли в десятый, вас призвал
к себе Пастернак. Это вас прикрыло отчасти—он не мог вас пробить
в печать, но при нем советские власти было можно не замечать.
Чуть, однако, вы рот открыли в хоре гениев молодых, как зоилы
с пеной на рыле стали вас ударять под дых—окорачивая Андрюшу, бурной
оттепели дитя, «Треугольную» вашу «грушу», как боксерскую, молотя.
Им казался грозней тротила ваш невиннейший первый том. Слава богу,
у вас хватило легкомыслия. Но потом…
Наступила иная эра. Началась голимая жесть: вы служили тут
для примера, что в России свобода есть. Вас на Запад порою слали
и не били уже почти—от двусмысленной этой славы было легче с ума
сойти. После оттепельной капели потянулись «Дурные дни». О, сколь многие вам
шипели: «Что, продался?!» (И где они?) Вы ж, как отрок вечнозеленый,
что с раскаяньем незнаком, умудрились «Авось» с «Юноной» сквозь
шторма привести в «Ленком», не утратив былого пыла, не предавши
легкость свою. Ах, я помню, что это было: я из этого состою.
Третья четверть—иные моды. Я с тревогой на вас
глядел. Из мечтавшейся вам свободы вышел форменный беспредел,
а из этого беспредела получилась такая муть, что когда она
отвердела—совершенно нельзя вздохнуть. Да еще молодые шавки
(на безрыбье и рак—герой), собираясь в крутые шайки, вас
покусывали порой. Их наезд, безусловно, значил, что поэзия—не балет
и поэтов никто не начал уважать за выслугу лет.
Очень рад я, Андрей Андреич, что по-прежнему
вы в строю. Кроме слова, чем отогреешь ледяную страну свою? Мне,
зануда я пусть и лох пусть, неумелый слуга харит, акробатская ваша
легкость путеводной звездой горит. Не любя в кругу волкодавов
рассуждать о добре и зле, переживши столько ударов
(и буквальнейших в том числе), каждый день добывая с бою, как
в Отечестве повелось, вы осмелились тут собою воплощать великий
А Вось. В вечных поисках абсолюта продолжайте смущать умы. Будьте
здравы. Пока вы тута—не свихнемся авось и мы.
Иллюстрация ГЕОРГИЯ МУРЫШКИНА http://www.ogoniok.com/5047/12/