ЕЗДРА
В НЕЗНАЕМОЕ
У
Андрея
Вознесенского выходит новая книга «СтиXXI». В ней, за
исключением одного стихотворения, то, что написано поэтом в XXI веке. А мы
сегодня публикуем то, что еще и в XXI веке не печаталось. В том числе в
сокращении — единственный прозаический текст, вошедший в книгу.
«Поэзия — вся! — езда в незнаемое».
Этот слоган прошлого века оставил нам Маяковский. А
кто предтеча?
Мы не знаем, кто написал третью книгу
Ездры, самую волнующую из неканонических и апокрифичных книг Библии. Сейчас
доказано, что это не был сам Ездра, вождь иудеев, ослепленный супостатом. Мы
можем только почувствовать, что это был поэт. Великий ортодоксальный еретик I
века нашей эры. Равный по силе тому, кто через двадцать веков напишет про себя:
«Я одинок, как последний глаз идущего к слепым человека». Он скрывался под
псевдонимом «Ездра». Поэт с фамилией, как Змей Марокканский.
Шлагбаума
зебра взвилась Маккавейская!
Да
здравствует Ездра — двойник Маяковского!
Конечно, другое время было,
другая вера. Но именно текстами Ездры, этого Маяковского I века зачитывались:
Тертуллиан, знаток парадоксов, и митрополит Филарет, и Амвросий Медиоланский, и
Евсевий Кесарийский, и
киприоты.
Амвросий писал: «Говорящий мнимый
Ездра был, несомненно, выше всех философов». Именно он, ортодоксальный хулиган,
смог увидеть сквозь исторический туман черты римских и сирийских орлов.
<…> Его прямо-таки тянуло к орлу, и он сказал, отшатнувшись: «Это —
антихрист».
«11
1 И видел я сон, и вот, поднялся с моря орел, у которого было
двенадцать крыльев пернатых и три головы.
6
И видел я, что все поднебесное было покорно ему, и никто не сопротивлялся ему,
ни одна из тварей, существующих на земле.
10
Видел я, что голос его исходил не из голов его, но из средины тела его.
45 Поэтому исчезни ты, орел, со страшными крыльями твоими, с
гнусными перьями твоими, со злыми головами твоими, с жестокими когтями твоими и
со всем негодным телом твоим,
46
чтобы отдохнула вся земля, и освободилась от твоего насилия, и надеялась на суд
и милосердие своего Создателя. <…>
Поэта обычно не понимают
политики.
Поэта
тираны не понимают.
Когда
понимают, тогда убивают.
Поэты всю жизнь мучаются
непониманием.
Так, одни, до сих пор не поняв,
считают кощунством мою фразу о «плавках Бога». Другие ставили меня в ранг
«хулигана», третьи чтили «певцом новейших технологий». Четвертые уже сейчас,
после присуждения мне христианской премии в Белграде, обзывают меня
«православным конструктивистом». А почему бы и нет?
Например, когда я написал строки:
Завидую
тебе, Орел Двуглавый,
ты
можешь сам с собой поговорить!
— меня восприняли как
политического сторонника возвращения герба России. Я мог опубликовать эти
строки только подпольно в альманахе «Метрополь». Безусловно, ностальгия
присутствовала, но есть символ, которому поклонялись.
Вряд ли большевики были поклонниками
Ездры. Сталин, по-орлиному зорко оглядывающий
пространство, безусловно, знал книгу Ездры. В духовной семинарии он изучал ее.
Кроме того, он явно считал земную власть не происходящей от Христа. Повторяю,
Сталин знал, что всякая земная деспотичная власть — антихристианская <…>.
На днях я был в Историческом музее.
Подвижники нашей исторической науки, директор музея Александр Иванович Курков и
пленительная Тамара Георгиевна, зам по творческой работе, рассказали мне сагу о
московских орлах.
В X
Что стало с нашими державными птицами
после того, как они провисели два с половиной века в российском небе? То же,
что и с французским ампиром, пересаженным на русскую почву. Они обрусели. То
есть стали более человечными. Вероятно, одряхлели, ослабли, не имели силы
противиться новому агрессивному давлению, неоантихристу
— воле большевиков.<…>
Теперь о главном.
Мой читатель! Научитесь читать и
видеть невидимое.
<…>
ВЫ ИЗВИНИТЕ,
Я — МОСКВИЧ
Соскучился
Как скученно жить в толпе.
Соскучился по Тебе.
По нашему Сууксу.
Тоскую. Такой закрут.
По курточке из
лоскут,
которую мы с Тобой
купили на Оксфорд-street.
Ты скажешь, что моросит…
Скучаю по моросьбе.
Весь саксаулочный
Крым,
что скалит зубы в тепле,
не сравнится с теплом Твоим.
Соскучился по Тебе.
По взбалмошному леску
с шлагбаумовой
каймой,
как по авиаписьму,
отосланному Тобой.
Соскучился по шажку,
запнувшемуся в дому.
Соскучился по соску
напрягшемуся Твоему.
Всю кучерскую Москву
ревную я потому,
что жили мы пять минут,
и снова опять во тьму!
И нас спасти не придут
ни Иешуа,
ни Проку-…
Все яблочки из прейску-
червивые, точно Q.
Угу!
Я — совсем ку-ку!
Сейчас заскулю как су-
ка бескудниковская! Хочу
в замученные жемчу-
жины серых Твоих глазищ!
Ты тоже не возразишь,
что хочешь на Оксфорд-street.
Гитара в небе летит.
При чем она? А при том!
Сказал мне Андре Бретон
о том,
что летит она, похожая на биде.
Паскуды!
Пошли все на!..
Соскучился по Тебе.
Соскучился и т. п…
Веселенькие строчки
И потом Тебя не будет.
Не со мной. А вообще.
Никто больше не осудит
мой воротничок в борще.
Прекратится белый холмик —
мой и твой ориентир.
Превратится в страшный холод
жизнь, что нам я посвятил.
Оказалось, что на деле
все ушло на пустяки.
Мы с Тобою не успели
главного произнести.
Превратится в дырку бублик,
все иное не стерпя.
А потом меня не будет.
Без меня. И без Тебя.
Красивая стоматолог
Сто моторов оглашают беспредельщину.
Сто мужланов
подают тебе манто.
Стоматологическая женщина,
вечно делаешь логически не то!
Стоматолог хуже, чем проктолог:
видеть зубы, пораженные гнильем,
и пикантным словарем, без протокола,
рассказать про
человеческий гильом.
Общество опасное, когда жопастое.
— Чем заклинивалась из идей?
— Мечтаю о клинике, о своей!
Но однажды, сполоснув клиента «зельтерской»,
ты увидишь, как на донышке, дыша,
точно бабочка, вспорхнет над круглым
зеркальцем
ослепительная Божия
Душа.
«Оботри мне благодарственные слезы,
чтобы видеть это чудо наяву!
Я готова все вдохнуть пародонтозы
и от счастья задохнуться, что живу!»
Стоматологическое зеркальце
и аналогичная душа.
Ты, астрологическая женщина,
вместо логики поэзию нашла.
Дочка репрессированных смолоду,
чем Шанхай тебя прищуренный привлек?
Господи, прости ей, стоматологу —
мотыльковый ветерковый
матерок.
Шестидесятые
Василию Аксенову
Подобно самураям,
живет взаймы народ,
но мы не вымираем,
мы — мамонты свобод.
И, может, динозавры.
Шалея от побед,
прощаемся «до
завтра»,
а завтра у нас нет.
Караченцов
За что нас судьба карает
«Юноной с Авосью»?
За
харизматизм
характера
и выпученные глаза?
За патлы его
густые?
За то, что разрешено
Караченцову дегустировать
Папского замка вино?
Карачатся
папарацци,
бледные, как Махно:
«Поправится ли Караченцов?!»
Остальное — дерьмо…
Устал он от наших рацио.
Ледяной, как кипяток.
Одни надежды телячьи
на Божие
толокно.
Девушка Караваджо —
прозрачнее, чем карпаччо.
Возможности укорачиваются,
но сердце возбуждено!
Карачаевские яйца,
Карачаевское молоко.
Караченцов поправляется!
Караченцов — молоток!
Я — москвич
Дразня «москвичка, в жопе спичка!»,
вы остроумны и правы.
Я тоже чту и РЭП, и спиричуэлс,
но, вдруг, представьте, нет Москвы.
Нет ни толпы, ни трасс трассирующих,
ни долларовой ботвы…
Москва — это не вся Россия,
но нет России без Москвы.
Сейчас к ней ненависть в зените,
как к инфицированным ВИЧ.
Вы извините,
я — москвич.
Люблю ампирные окошки,
Останкина целебный шприц,
Блаженного торчащих ложкой
лукошки крашеных яиц.
Люблю я кич Moscow-City
и мельниковский
зуботыч.
Вы извините,
я — москвич.
В мозгу останется Москва-река,
поэт со спутницей мускатною,
целующийся силуэт…
Как ты, Москва, тогда расквакалась!
Остался цел подлец-поэт!
А мог на елке у Свентицких
свинцовой почести достичь.
Вы извините,
я — москвич.
Москва подземная, которая
наш — в будущее переход,
где выпускник консерватории
на нищей скрипочке поет.
Лица кавказские в транзите.
Вы русский — но ножом не тычь.
Вы извините,
я — не москвич?
Мелодею из Винявского —
слетит на голову кирпич.
Вы, извиняюсь,
не москвич?
Когда нас вьюги заносили,
Москва хлопушкою была,
как слепок с гибнущей России,
как маска Пушкина бела.
Ну что ж, звоните, заходите!
Гость ненавязчив, как москит.
Вы извините,
я — москвич.
Живи, страна, стихи
муссируя,
меня, как своего, браня.
Конечно, я не вся Россия.
Но нет России без меня.
Андрей
ВОЗНЕСЕНСКИЙ
"Новая газета" 03.08.2006