Московский комсомолец, 25.11.2006
посмотреть в формате
PDF
БОЛЬШОЕ ЗАВЕРЕЩАНИЕ
Летел акварельный небесный хиппи
шею вытянув как свирель.
Его убили какие-то психи.
Упал расстрелянный журавель.
Наш зафаканный мир журя,
остался вакуум журавля.
Ушел со смертью журавлиной
наив поэтичного журнализма.
I
глава
Я, на шоссе Осташковском,
раб радиовещания,
Вам жизнь мою оставшуюся
заверещаю.
В отличие от Вийона
с Большим его Завещанием,
я в грабежах невиновен,
не отягощен вещами.
Тем паче мой пиджак от Версаче
заверещаю.
На волю вышел Зверь ослушания.
Запоминайте Заверещание:
не верьте в вероисповедание,
а верьте в первое свое свидание!
Бог дал нам радуги, водоемы,
луга со щавелем.
Я возвращаю вам видеомами.
Заверещаю.
Я ведь не только вводил шершавого
и хряпал на шару!
В себе убил восстание
Варшавское.
Мы не "Новости",
чтобы клеймить Сороса.
Не комиссарю.
Свободу от совести
в не собственном соусе
заверещаю.
Свободу прислали? ТВи на шару.
Любовь к не ближнему.
Заверещаю.
От Пушкина — версия Вересаева.
Есть ереси поколения
от Ельцина до Вощанова.
Я прекращаю прения.
Заверещаю.
Почетному узнику тюрьмы
"Рундшау"
улетную музыку — заверещаю.
II глава
Не стреляйте по птичьим гриппам,
по моим сегодняшним хрипам!
Над Россией небесный хиппи
летел рассеянный, как Равель.
Его убили какие-то психи,
упал расстрелянный журавель.
"Курлы!"
не было рассадником заразы.
Наши члены УРЛЫ
это поняли сразу.
В нашем факаном ошибка, бля!
Остался вакуум журавля…
Его ноги раскладывались подобно зонтикам.
Его разбросанные конструкции
нам подпиравшие его экзотику.
(Мы рассматривали его конструкцию.
Под ним оказалась окружающая
Земля.
Но нет прекрасного журавля.)
Журавль, не аист, но отчего-то
упала рождаемость,
пошли разводы.
Андрей Дмитриевич сказал
в итоге:
"Нас всех теперь пошлют строить
железные дороги".
Отто Юльевич промолчал.
И посмотрел в гриппозное небо:
глядели колодезные журавли.
Зураба башни в небе стоят.
Журавль в них вырастит журавлят.
Рюмашка — ножка от журавля.
Не разбей, Машенька, хрусталя.
Ни Журден, ни Чазов, ни Рафаэль
не вернут себя, долговязый журавель.
Мы — дичь.
О наследниках поэтич. и юридич.
скажу впоследствии,
в интересах следствия.
III глава
Страшно наследство: дача
обветшалая!
Свою вишутку заверещаю!
Мои вишутки не завитушки,
а дрожь влюбленная в руке!
Как будто рыжие веснушки
оставит солнце на реке.
Не политические вертушки.
Даже то, что Вы член ВТО,
Вещдок останется как вишутка.
Жизнь как жемчужная шутка Ватто.
Как вишуткино пролетела
нержавейка воздушная
метрополитен гениального Душкина!
Гений, он говорил нам, фанатам:
"Не заклинивайтесь на верзухе!!!
Живите по пернатым, по вишутам".
Какое море без корабля?
Какое небо без журавля?
Заверещаю все звезды и плевелы,
за исключением одного.
Твой царский подарок,
швейцарский
плеер,
Не доставайся ты никому!
Мы столько клеили с тобой
красавиц,
Мое дыхание в тебе осталось.
Тебя я брошу в пучину. За камни,
Мне море ответит чревовещанием.
Волна откликнется трехэтажная.
Вернисажевую.
Лежу на пьедестале в белых
тапочках.
Мысль в башке копается, как мышь.
Мой мозг уносят, точно творог
в тряпочке,
смахнув щелчком замешкавшуюся
мысль.
Нет жизни на Земле. Однако
поклонников зарвавшаяся рать
"завравшегося Пастернака"
("мол, смерти нет") тащила умирать.
И дуновением нирваны
шло покаяние в Душе.
Ведь в откровении Иоанна
написано, что "смерти нет уже".
Шли люди, взвивши штоф, как
капельницы,
жизнь алкая и смерть алкая.
Офицеры, красавцы, капелевцы
шли психической атакой.
И с пистолетами удавкой
нас теснили, хоть удержись.
Толкая перед собой жизнь
неудавшуюся,
как будто есть удавшаяся жизнь.
В кепарик нарядил ворону Суриков.
Наркотик бескультурья — культ.
Свистят милиционеры
вроде сусликов,
читайте новости оккультны:
поэзия - антиинсульт.
Нет правды на Земле,
но правды нет и выше.
Все папарацци. Я осознавал:
как слышен дождь, идущий
через крышу,
всеобщей смерти праздничный
хорал.
Диагноз: плескит.
Господь просит.
Лангетка —
вроде голландского ландскнехта.
Боль крутящая, круглосуточная.
Это не шуточки…
Боль адская!
Блядская акция.
В небе молнии порез,
соль щепотки, побожись.
Жизнь — высокая болезнь.
Жизнь есть боль.
И боль есть жизнь.
IV глава
Не думаю, что ты бессмертна,
но вдруг вернешься
в "Арбат-престиж".
Или в очереди на Башмета
рассеянно у соседа
ты спросишь: "Парень,
что свиристишь?"
Ты никогда не слыхала голос,
но узнаешь его из тыщ.
В твоем сознании раскололось:
вдвоем со мною засвиристишь.
Пустая абстрактнейшая свирельщина
станет реальнее, чем Верещагин.
Единственная в мире Женщина,
заверещаю.
Чуир, чуир, щурленец, глаукомель!
P.S.
Стрелять в нас глупо,
хоть и целебно.
Зараза движется на Восток.
И имя, похожее на Бессребренников,
несется кометно черным хвостом.
Люблю я птичью абракадабру:
Пускай она непонятна всем.
Я верую в Активатор Охабрино!
из звездной фабрики "Гамма-7".
В нашем общем рейсе чартерном
Ты чарку Вечности хватанешь.
Очарованный алконост чакры
и ответит птичьи чакры .
Арифметика архимедленна —
канун
скоростной нас возьмет.
Я вернусь спиралью Архимедовой:
ворона или Гамаюн?
Не угадывая последствие,
распрямится моя душа,
как пересаженное сердце
мотоциклиста и алкаша.
Все запрещается? Заверещается.
Идут циничные времена
Кому химичится?
В Политехнический,
Слава Богу, что без меня.
Политехнический, полухохмический
прокрикнет новые имена.
— Из перемен, поэты щурятся,:
что есть? — "Пельмень".
Другой мозгует, как наш Мосгаз:
"Могут ли мужчины имитировать
оргазм?"
И миронически новой командой —
Политехнический Чулпан Хаматовой.
Все заверещается?
ЗАВЕРЕЩАЕТСЯ!
P.P.S.
И дебаркадерно,неблагодарно,
непрекращаемо горячо
пробьется в птичьей абракадабре
неутоляемое "еще!"
Еще продлите!
Пускай "хрущобы".
Жизнь — пошло крашенное яйцо!
Хотя б минуту еще. Еще бы —
ЕЩЕ!