-- О чем вы собирались поговорить? -- О вашей семье. -- Ну-у, это неинтересно! Я про
личное не люблю рассказывать. -- И Андрей Андреевич не любит... -- А мы не хотим путать. Давайте
начнем с творчества, а потом, может, и
выплывет что-нибудь семейное.
Я-то хочу, чтоб семейное выплыло сразу. Творчество оно и так на виду. Хотите, припадайте к первоисточникам. К тому же, о Богуславской -- авторе повестей, эссе и премии «Триумф» -- писано-переписано. Интересно увидеть ее в иных ролях -- независимой женщины, матери взрослого сына, а больше всего -- спутницы и музы выдающегося поэта Вознесенского. Это ей написал он почти сорок лет назад: «Если жив я назло всем слухам, в том вина твоя иль заслуга».
Общаться с Богуславской и легко и трудно.
Трудно: дата свидания постоянно переносилась, уточнялась утром и отменялась днем.
Легко: отказывая, ссылаясь на очередное препятствие, она всегда была доброжелательна, не «звездила». Даже в кино позвала, когда «Триумф» показывал свежую ленту Иоселиани!
Трудно: она постоянно уточняет про что надо, а про что не надо спрашивать и писать. «Я вам все расскажу, но после мы просеем». (Да, думаю, и получится, как в песне: «А просо сеяли! А мы просо вытопчем!») На нее надулся фотоклассик Шерстенников, которому сходу было высказано пожелание: «Снимите меня, как Плотников!» Плотников, конечно, роскошный мастер, но и наш Лев Николаевич не лыком шит.
Легко: опытный интервьюер Богуславская подкидывает «вкусные» куски своей биографии. А в придачу отвешивает неожиданные комплименты: «В вашем журнале можно давать интервью лишь двум людям. Вы один из них!» (Тут же вспомнился анекдот: «А кто второй?» -- «А вторых много!») И просьбам фотографа в конце концов она подчиняется безропотно...
-- Вы смелый человек, Зоя Борисовна?
-- Я вам могу сказать, только вы это сами процитируйте, чтобы не получилось, что я сама себя хвалю...
-- ...а чтобы читатели подумали, будто это я такой начитанный?!
-- Андрей Андреевич писал: «Пусть еще погуляется этой дуре рисковой... От утра ли до вечера, в шумном счастье заверчена, до утра? поутру ли? -- за секунду до пули». Рисковым и авантюрным человеком я была всегда! А несколько лет назад меня, по глупости наверное, назвали даже «самой героической женщиной года».
-- Вероятно, из-за этой истории? Я слышал про некоего переделкинского вора...
-- Это был не вор, а три бандита! А я -- в раздетом виде и нож у сонной артерии. Сорок минут я стояла под ножом. И не просила пощады. После следователь сказал: «Впервые вижу, чтобы в подобной ситуации человека не изуродовали». А я их уговорила. У меня было полное самообладание. И повторяла только одно: «А, собственно, что мне терять? Я свое отжила, а вы подумайте и не губите свою жизнь насилием».
-- Дело было ночью?
-- Глубокой ночью. Я два дня как прилетела из Парижа. Сразу дикое количество дел. Чемоданы не распакованы. Андрей Андреевич ушел на второй этаж. И в этот момент я услышала шорох. А мне в Париже подарили котенка. Наверное, думаю, не может заснуть в непривычной обстановке, но как он просочился в столовую? Один шорох, второй. Нет, елки-моталки, ни за что не даст мне этот «французик» уснуть! Надо его корзинку куда-нибудь переставить. И вот я, полусонная, вхожу в освещенную комнату -- и нож у горла. Окно настежь. Перерезан телефон. Вся техника собрана. А потом была полная достоевщина! Одного из этих мальчиков поймали, 18-летнего, двое других утекли в Украину, и они до сих пор в розыске. Вот он и рассказал, раскололся. Они, оказывается, все наркоманы. Требовались деньги на дозы.
-- Они хоть знали, куда залезли?
-- Нет. Очевидно, их навели, когда нас с Андреем Андреевичем не было. А тут вдруг я выползаю из соседней комнаты... Тот парень-наркоман в тюрьме пытался покончить с собой -- бился об стены, так его ломало. И когда ему было очень плохо, это мне уже следователь сообщил, он сказал: «У меня последняя просьба: пойдите к этой женщине и попросите за меня прощения. Если б мне раньше попался такой человек, как она, все сложилось бы по-другому». Такое вот покаяние... Но ничего этого я не хочу рассказывать! Получится, что я выпендриваюсь.
-- Да почему, Зоя Борисовна! Я же сам вас об этом спрашиваю. Еще вот к вопросу о смелости. Когда случилась история с Борисом Березовским, который по вашему проекту -- поясню для наших читателей -- учредил независимую и, несмотря на все катаклизмы, процветающую премию «Триумф», вы ведь не отреклись от скандального олигарха?
-- Да нет... Я в жизни еще ни разу ни от кого не отрекалась. Я подписывала письма в защиту Синявского и Даниэля. Но какие это подвиги?! Меня не сажали. У меня жизнь на самом деле была счастливой, но это благодаря моей внутренней последовательности. Я всегда выруливала правильно. Мы же не знали, не представляли, что настанет такое время. Можно было приспособиться, но я пыталась быть верной себе... Вы спрашиваете: смелая? Нет! Внутренне я человек застенчивый. Мне иногда говорят: у тебя заниженная самооценка. Когда меня о чем-то просят, я стараюсь помочь. Меня Андрей называет «скорая помощь на дому». И никогда я не скажу: «Вот это я сделала» -- или: «Это все благодаря мне». И «Триумф», и другие культурные проекты я делаю не для саморекламы.
-- А как вы реагируете на сплетни и зависть?
-- Абсолютно спокойно. Вы знаете, когда мы с Андреем только сбежались, раздавалось колоссальное количество звонков: ему обо мне, мне о нем. Мы ведь уже взрослыми людьми сбежались. Я была замужем, у него имелось немало женщин, любивших его без памяти. Он говорил: «Я не буду жениться, поэту не надо жениться». И вдруг я. А было очень много желающих занять мое место. Я у него первая жена. Ну что это: не девчонка уже, не топ-модель, не актриса. Не Таня Самойлова ведь! Этому выбору было дикое сопротивление! Оглушительный шквал: разделить!
-- Почему же не удалось?
-- Я не знаю, как Андрей реагировал, но, когда мне звонили, я отвечала: «Боже мой! На свете есть столько интересных вещей, а вы тратите время на ненависть... Сходите лучше на концерт, почитайте книгу».
-- Представляю, какие буквы вам раздавались в ответ!
-- Меня абсолютно не трогал текст, который они говорили. Не получалось меня этими звонками расстроить. И кончилось все. Отстали очень быстро. Сама я никогда не звонила Андрею, если он опаздывал или пропадал, особенно в годы этого урагана звездного, когда он был под прожекторами: «А что ты не идешь? А с кем ты там?» Нет, никогда не опускалась. Говорила: «Когда придешь, тогда и придешь. А не застал меня -- будешь искать!..»
-- Расскажите про вашего сына, Зоя Борисовна...
-- Про сына? Единственный сын. Необыкновенно любимый. Необыкновенно близок мне и по духу и по взаимопониманию. Такие же отношения у него и с Андреем. Исключительно способный человек, разносторонний и вместе с тем застенчивый.
-- Чем он занимается?
-- Бизнесом. Что-то из области высоких технологий. Руководит компанией.
-- Он тоже Богуславский?
-- Да, Леонид Богуславский.
-- Вы добрая мать?
-- Это надо у Лени спросить. Наверное, если такая у нас с ним близость до сих пор. Из всех жизненных приключений я его вытаскивала. И никогда не ругала. Однажды, к примеру, его, тогда еще студента, по ошибке заподозрили в убийстве.
-- Ничего себе ошибка...
-- Он сидел с другом на Пушкинской площади в кафе «Лира», туда вошли три милиционера и схватили их. Оказывается, по соседству только что кого-то убили. Ну, после разобрались.
-- Я знаю, однажды вы привезли к нему в школу Высоцкого...
-- Да-да. Случилась его очередная авантюра. Сын пришел и сказал: «Знаешь, мам, ничего мне уже не поможет...» А у него ведь какие были хулиганства? Мог увести весь класс в поход, и они не являлись на военное дело. А Володю Высоцкого он записывал на магнитофон еще мальчиком, и многие ранние песни у нас были. После эти бесценные пленки пропали, и Музей Высоцкого до сих пор меня тиранит: куда ж они делись? Володя часто впервые пел у нас дома, зайдя к Андрею Андреевичу на Котельническую, это рядом с театром. А Леньке моему было лет 11 -- 12, он их записывал. И тут он говорит: «Вот если б к нам Володя пришел, это такое было бы для школы!» Я звоню: «Володь, поехали в школу?» -- «А что, давай!» Это целая новелла. Гитары в тот день у него не оказалось. Достала. Он выступил, а после просит: «Мне сегодня надо еще в два дома съездить, дай мне эту гитару». А утром звонок: «Зоя, гитара потерялась». В каком доме, где он побывал за ночь, бог его знает... Господи, хватаюсь за голову, что же делать?!
-- Ценный инструмент был?
-- Не то слово! Антикварная. Ее Зураб Церетели купил. Или взял у кого-то. Я звоню: «Как быть, Зураб?» -- «Забудь, дорогая! Все в порядке. Будем мы огорчаться из-за такого пустяка!»
-- Церетели хорошо -- он богатый, а про вас ведь так не скажешь, верно? Когда прошлым летом я был у вас на даче, с Андреем Андреевичем беседовал, то удивился ее виду...
-- Нищему, да? А вы внутри были?
-- Нет. Он сказал: трубы меняют...
-- Обваленные потолки. Беспрерывные дезинфекции, потому что тараканы не дают жить. Кончается то холодная вода, то горячая. Это дача Литфонда. У нас никогда не было денег на то, чтоб свою купить. И не надо. Я воспринимаю собственность как обузу.
-- А супруг ваш такого же мнения? Принято считать, что большой поэт -- всегда большой ребенок. К Вознесенскому это относится?
-- Мы что, перешли уже на Андрея Андреевича?! Мы же договаривались. Мы с ним вдвоем даже в одной передаче не участвуем. Сколько раз нас просила Кира Прошутинская прийти к ней в «Мужчину и женщину». Нет, мы оберегаем свой мир. Благодаря этому и живем вместе 37 лет.
-- Но он и о вас, и о себе много рассказал в стихах...
-- И только. Только в творчестве, и никогда в интервью. Мы антипоп-звезды. Он считает пошлостью рассказывать, что у тебя дома. Это только наше. И все годы так... Когда я попадала в больницу, он дежурил там сутками, для него невозможно было представить, что он меня потеряет... Но для нас любое оглашение того, что между нами, -- это уже измена. Трудно объяснить...
-- Да нет, я понимаю.
-- Это такой склад. Ведь почти ни одна пара, которая параллельно с нашей образовалась, не сохранилась. Разошлись, создали новые семьи. И часто очень удачные, но... Есть испытание, которое редко выдерживается известностью, славой. Тогда прежняя модель жизни устаревает, и человеку хочется новенького. Жажда перемен. А у нас иначе. Наверное, мы просто оба умные и очень проницательные. Меня никто и не обманул по-настоящему. Тьфу-тьфу! Потому что я настолько доверяю человеку, я вижу, кто он такой. У меня всегда все открыто. Даже сейфа не завела.
-- Зоя Борисовна, кто ведет ваш дом?
-- Вы меня про искусство что-нибудь спросите или так и будем про быт разговаривать?
-- Обязательно спрошу. Но вот я читал у Андрея Андреевича, что ваши борщи очень хвалили и президенты, и Марк Шагал, и знаменитые западные поэты, и прочие, и прочие. Вы сами все жарили-парили?
-- Я и до сих пор все делаю. У нас же нет прислуги. Два раза в неделю приходит Лена -- перемыть посуду, убрать кухню. Она нам уже двадцать лет помогает. Вот и все. А так сама. До двух ночи иногда разгребаю. Он уже ляжет, а я еще готовлю. Разве сейчас у нас такой быт, каким был раньше? Останавливаешь машину у супермаркета и берешь, что нужно для винегрета, первого, второго. Было бы электричество на нашей драгоценной даче, а так быт перестал быть тяжелым. А если уже поздно, то где-то зацепимся, там и поедим.
-- Раньше, когда книги Вознесенского были дефицитом, вы пользовались этой «валютой», чтобы пополнить свой холодильник?
-- Знаете, был замечательный случай в 60-х годах, он описан корреспондентом «Нью-Йорк таймс» Хедриком Смитом в его нашумевшей книге «Русские». Хедрик пришел к нам в дом, а мы никогда не боялись никого принимать. Тем более Андрюша был тогда в поле зрения семейства Кеннеди, а мне довелось общаться с первыми леди. И всегда мы старались передать бывавшим у нас иностранцам свое ощущение приоритетов в литературе, искусстве: что настоящее, что нет... И вот американский корреспондент пришел к нам на обед. Надо его принять, и нам сосватали «заказы».
-- Из-под прилавка, разумеется?
-- У нас имелся блат в гастрономе на Дзержинке. Там работала девушка Надя, кажется, или Светлана. Она с «черного» хода раз в месяц выносила нам банки с ветчиной, еще с чем-то. Тогда же все было дефицитом... Сели мы обедать с американцем, и вдруг телефонный звонок.
-- КГБ?
-- Это наша продавщица: «Зоя! Я падаю вам в ноги! Я вас всегда выручала, выручите вы меня. Мне нужно два билета на хоккей с канадцами». Оказывается, она узнала, что ее муж на этот суперматч идет с любовницей. И теперь хочет во что бы то ни стало попасть на трибуну, чтоб изменник увидел ее с другим! Я слушаю эту мыльную оперу, смеюсь. Кладу трубку, пересказываю разговор нашему гостю: мол, все, что вы сейчас кушаете, достала эта женщина, которая рвется на хоккей. А он вдруг отвечает: «Зоя, я ей помогу! Мне этот хоккей до лампочки». И он отдал билеты, которые на его бюро выделили.
-- Советский театр абсурда!.. Вам не обидно, что сегодня о вас больше говорят не как о прозаике, а как о культурном деятеле? Или это проблема тех, кто говорит?
-- Я продолжаю писать. В столе лежит новая повесть. Она почти готова, однако в печать я ее не отдаю: хочу завершить прежние проекты и посмотреть на текст новыми глазами. Хотя вы правы, сегодня мне гораздо интереснее сочинять культурное пространство, открывать имена... Я никогда не кропала триллеры, писала психологическую прозу, близкую к документальной, без прикольных эротических сцен. Моя последняя повесть «Окнами на юг», ее опубликовал «Новый мир», была не только востребована здесь, но и переведена на многие языки. Там выведен положительный «новый русский». Честный предприниматель, который в существующих в России условиях не может быть честным. Сейчас пишу в основном эссе о людях культуры. Демидова, Меньшиков, Жванецкий, Любимов -- вот мои герои. Готовлю книжку для «Вагриуса» в серию «Мой ХХ век». Это не столько обо мне, сколько о людях, которые меня окружали. Рабочее название -- «Опасный финиш».
-- Почему так пессимистично?
-- XX век финишировал печально. И, по-моему, ситуация становится все хуже и хуже. И в мире, и в культуре.
-- Значит, спасение в семье?
-- Я же сказала, что про личное не люблю рассказывать.
...Это интервью уже было сделано, когда на одном фуршете Зоя Борисовна подошла ко мне с наполненным до краев бокалом. Увидев, что мой сосуд уже опустел, она элегантным движением перелила в него почти все свое шампанское: «Ну вот, Влад, теперь вы наконец узнаете все мои мысли!..»
«Не верю!» -- засмеялся я. И оказался прав. В случае с Богуславской примета не сработала.
Влад ВАСЮХИН