Андрей Первозданный
Вознесенский времени
неподвластен: «Поэты чужды гордыни, для них года — ерунда…»
Ну-ка, нынешние
версификаторы и верлибристы, вы так можете — жертвенно и чисто искать свою
связь с читателем? Болезнь разрушает здоровье, лишает Андрея Андреевича
возможности читать с микрофоном горячие, только из горнила сердца стихи. Но дар
поэта таится не в теле! Мощный духовный индикатор, явно неземного
происхождения, по ночам и при светлом солнышке снисходит на его сознание, и
тогда загораются глаза небесной синевы, а затем мы, его давние читатели и
поклонники, говорим его словами: “Спасибо, что я без срама/Дожил до потери волос./За
Бродского, за Мандельштама,/Которым не довелось”.
Андрей — ты Есть! Будь всегда!
Наталья ДАРДЫКИНА.
ГЛАМУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ
1.
На журнальных
обложках — люрексы.
Уго Чавес стал кумачовым.
Есть гламурная революция
И пророк ее — Пугачева.
Обзывали ее
Пугалкиной,
клали в гнездышко пух грачевый.
Над эстрадой наши хабалковы —
звезды — Галкин и Пугачева.
Мы пытаемся
лодку раскачивать,
ищем им рифму на “Башлачева”,
давим рэп на поминках Гачева,
она уже — Пугачева.
Она уже цепенела
непонятной тоской астральной —
роль великой революционерке,
ограниченная эстрада.
Для какого-то
Марио Лутцы
это просто дела амурные
для нас это все — Революция,
не кровавая, а гламурная.
Есть явление
русской жизни,
называемое пугачевщина…
сублимация безотчетная
в сферы физики, спорт, круизы.
А душа все —
неугощенная!
Ее воспринимают низы
как общественную пощечину!
В ресторанчике
светской вилкою
ты расчесываешь анчоусы,
продуцируя боль великую —
Пугачевщину.
На Стромынке
словили голого
и ведут, в шинель заворачивая.
Я боюсь за твою голову.
Неотрубленную. Оранжевую.
2.
Пусть летят они в своих “гала”
как “Возлюбленные” от Шагала.
Галкин — в белом, и бальном — Алла.
На общем I fuck you off
Точно в небе написано алым:
ГАЛКИН + АЛЛА = ЛЮБОВЬ.
* * *
Нынче комплекс
Эдипа
других пострашнее.
Живем посреди
параллельных людей.
Параллельные судьи
сидят в париках,
параллельные судьбы
сминают в руках.
Параллельный Вертинскому
идиот
в непроветренном диске
чего-то поет.
Параллельные банды
жгут машины, дымясь.
Параллельные бабы
ложатся под нас.
Скажу про
парашют,
неизвестный досель,
явился к нам шуточный параселинг
инг.., как привязанный крепкой нитью
кусок мяса вытаскивают хитроумные
пацаны из пасти собаки, проглотившей его.
Так тащит парашют привязанного пленника.
Надоел затасканный партикуляр.
Жизнь поэта — это перпендикуляр.
АРХИТЕКСТОР
1.
Глобальное потепление
Хлюпает над головой.
Семидесятипятилетие
Стоит за моей спиной.
Я хрупкие ваши
камеи
Спасу, спиной заслоня.
Двадцатого века камения
Летят до вас сквозь меня.
Туда и обратно
нелюди
Сигают дугою вольтовой.
Стреляющий в Джона Кеннеди
Убил Старовойтову.
Нет Лермонтова
без Дарьяла.
В зобу от пули першит.
Стою меж веков — дырявый,
Мешающий целиться щит.
Спасибо за
вивисекции,
Нельзя, говорят, узнать
Прежнего Вознесенского
В Вознесенском-75.
Госпремия съела
Нобеля.
Не успели меня распять.
Остался с шикарным шнобелем.
Вознесенский — 75.
К чему умиляться
сдуру?
Гадать, из чего был крест?
Есть в новой Архитекстуре
Архитектор и Архитекст.
2.
Люблю мировые сплетни.
В семидесятипятилетие
Люблю про себя читать
Отечественную печать.
Но больше всех
мне потрафила
Недавняя фотография, которую снял Харон,
Где главная квинтэссенция в подписи:
“Вознесенский
В день собственных похорон”.
Газета шлет
извинения.
А “Караван историй” —
Печатает измышления.
Что в Риге или в
Эстонии я без смущения всякого,
У публики на виду, имел молодую Максакову
Как падающую звезду.
Редактор, что вы
там буровите?
Вас вижу в восьмом ряду.
Напиши вы такое о Роберте —
Он бы передал вас суду.
А дальше — про
дачи в Ницце,
Валютный счет за границей
И бегство из психбольницы
В компании сеттера…
А дальше — etc cetera.
Все это неэлегантно.
Но их дети хочут есть,
Публикаторы — аллигаторы,
но я отвергаю месть.
Лежит на небесах
для быдла
Тарелка как патиссон.
А женщин у него было
В жизни — до четырехсот.
Приятели его
были круче:
Он взял Колонный!
Мужики! Второй, любовницами окученный,
Собрал — Лужники!
Как пламенный
танец фламенко
Таит и любовь, и месть —
Сам выбрал театр Фоменко
На четыреста пятьдесят мест.
На все была воля
Божья,
Вознесенский — 75,
Не так эту жизнь ты прожил,
Родившийся, чтоб понять —
Зачем в этот мир, незасранный
Продуктами телесистем,
Мы, люди, посланы, засланы —
Куда и зачем?
3.
Все юбилеи — дуплетные.
И вам, несмотря на прыть,
Семидесятипятилетие
Нельзя повторить.
Спасибо, что я без срама
Дожил до потери волос.
За Бродского, за Мандельштама,
Которым не довелось.
За Вас, Борис
Леонидович,
За Вас, Анна Андреевна,
Вашей судьбе позавидуешь,
Вы — волк на плечах с Царевной.
Я счастлив, что мы увиделись
Задолго до постарения.
4.
Поэты чужды гордыни,
Для них года — ерунда.
Были б стихи молодыми,
Значит, муза была молода.
Спасибо за
“встречи с Хрущевым”.
За критические затрещины.
Пришла Воскресеньем прощенным
Сменившая имя женщина.
Ведь имя не
только хреновина,
А женщина как Земля,
Тобой переименована,
значит — навеки твоя.
Спасибо, что век
нас принял,
Спасибо, что миновал.
Что я изобрел Твое имя,
Тебя переименовал.
Все это носится
в воздухе.
А Афанасий Фет,
Сирень окрестивший “гвоздиком”,
Стал первый ее поэт.
5.
Когда-то в рассветном дыме
Мы были, дуря народ,
Самыми молодыми.
Теперь же — наоборот.
А может, правы
массмедиа —
Хвалимый со всех сторон,
И правда, я стал свидетелем
Собственных похорон?
Прорвавшиеся без
билетика
И слушающие нас сейчас,
Семидесятипятилетними
Хотел бы представить вас.
Скажу что-то
очень простое,
Как секс у Бардо Брижит,
За что умирать не стоит,
А попросту стоит — жить.
Умрут живые
легенды,
Скажу, отвергая спесь:
Есть русская интеллигенция!
Есть!
Пресса к Наине Ельциной
Высказывает интерес:
Есть русская интеллигенция!
Есть!
Конечно, с
ингредиентами
Вознесенского можно съесть.
Но есть русская интеллигенция,
Есмь!
Я был не только
протестом.
Протест мой звучал как тест.
Я был твоим Архитекстором.
Пора возвращаться в Текст.
ОДНОЙ
Бежишь не от
меня —
От себя ты бежишь.
Рандеву отменя,
Убегаешь в Париж.
Ты на мобильный
сезам
Скажешь мне: “Например,
Я молилась слезам
Нотердамских химер”.
Для того ль Тебя
Бог
Оделил красотой,
Чтоб усталый плейбой
Рифмовался с тобой?
Именины Твои
справишь, спрячась в Твери.
Для чего выходной?
Чтоб остаться одной?
Ты опять у окна,
Как опята бледна.
Ничего впереди.
От себя не сбежишь.
Ручки тянет к груди
Нерожденный малыш…
Не догонишь,
хрипя,
Длинноногий табун.
Не догонит себя
Одинокий бегун.
Ночью лапы толпы
Станут потными.
Не рифмуешься Ты
С идиотами.
Каково самой
Владеть истиной —
Чтобы из одной
Стать единственной.
Стиснешь пальцы,
моля
Прагматизм бытия.
Гениальность моя,
Ты — единственная.
Дискуссии.
Диски. Диспуты.
Ты — единственная:
Будь Единственной.
ЛИННЕЙ
Тень от носа —
подлинней
Всех нототений и линий.
Так говорил старик Линней:
“Все подлинное —
подлинней”.
P.S.
Готовится к печати 8-й том собрания сочинений А.Вознесенского, куда войдут эти
стихи.
«Московский
Комсомолец» 04.08.2008 http://www.mk.ru/blogs/MK/2008/08/04/culture/364812/